КИБИТКА КИНОМЕХАНИКА. Воспоминания и дневники моего отца МОСКВИНА Ивана Уваровича.

Тот самый, "ГОЗовский" киноаппарат, кинопередвижка тех лет

   

В мае меня вызвали из Гутова в Тогучин. Начальник, лет сорока пяти мужчина с рыжими бровями и рыжим ершиком коротко стриженой шевелюры, усадив меня, сказал:

- Ну что, Москвин, освоил ГОЗовский аппарат?

- Освоил, - ответил я.

- Мы решили поручить тебе работу разъездного киномеханика. Парень ты бойкий, с лошадьми обращаться можешь. Деревня ждет кино с нетерпением! Надеемся, оправдаешь наше доверие, - и, немного помолчав, спросил - Ну как, согласен?

- По каким селам надо будет ездить? - уточнил я после недолгого раздумья.
- Вассино, Караульное, Галан, Чертенкино, Озерная Нечаевка, коммуна имени Буденного, - перечислил он, - В твоем распоряжении будут лошадь, фургон, вся аппаратура, коробки с кинолентами, билеты. Билеты станешь продавать по двадцать копеек. Если в какой-то деревне будет много зрителей, останься на второй день, продемонстрируй вторую ленту. Отчитываться будешь в конце месяца.
- А как с кормом для лошади?
- Сейчас уже подрастает травка. Корми ее на лугах при переезде из одного села в другое, - ответил он.
- А ночью чем кормить? Или я должен, окончив кино, ехать в другое село и по дороге искать зеленую травку? Ведь это будет уже ночь!

- На ночь попроси сено у жителей, а где есть колхоз, то у колхоза.

На следующий день я запряг в свой фургон карюю истощавшую кобылку. Добрался до Нечаевки днем, поставил свою кибитку возле избы-читальни. Выпряг лошадь, отвел ее на лужайку между огородами, спутал и оставил пастись. Развесил афиши, нашел избача, внес в избу-читальню аппаратуру и киноленту, и стал ждать зрителей. К вечеру начали подходить люди. Мне нужно было семь подростков - по числу частей - для приведения динамо в действие. Все они должны смотреть кино бесплатно. Эта изба-читальня была маленькой и вмещала всего около двадцати человек - сидящих на скамейках, на полу, стоящих. Да еще нужно было и мне место для аппарата и крутящегося динамо. В этот день здесь мне пришлось сделать два сеанса с перекручиванием киноленты. Первая моя выручка составила пять рублей шестьдесят копеек. Деревенские ребятишки принесли мне корм для лошади и пригласили на ужин. В общем, начало было удачным.

Здесь и дальше - киноафиши тех лет

Утром я выехал в коммуну имени Буденного, и через час был уже там. Все люди работали в поле, в домах оставались только дети да старухи. Управившись со своими делами, пошел в контору к Ефимову. Он с радостью встретил меня и, обнимая, спросил:

- Что, кино привез?

- Привез, - ответил я.

- Молодец, - сказал он, хлопая меня по плечу, - ставить кино будешь в столовой после ужина. А какая картина-то?

- У меня три ленты: "Алим", "Лесная быль" и "Тарас Трясило".

 - А какая интереснее?

Я рассказал содержание фильмов. Председатель, немного подумав, сказал:

- Давай "Лесную быль".

Лошадь мою увели в конюшню, и я был спокоен. Конюх Иван Фомич Кудрин пообещал накормить и напоить ее. К вечеру стали подъезжать с поля люди. Санька, как увидел меня, закричал и бросился навстречу. Не менее был рад и я. Вскоре оказался в кругу ребят и девчат. Как хорошо встречаться с теми, с кем долгое время жил вместе! Охотников крутить динамо было много. Билеты я не продавал: коммуна заплатила за все три картины двенадцать рублей, и я демонстрировал их в течение двух вечеров. Вернув Саньке долг, который он мне давал при отъезде на учебу, я поехал в Вассино. Все время пребывания в коммуне Санька был со мной, спали вместе, и сейчас он проводил меня до Еденеков - маленькой речки, играющей в весеннюю путину, а летом спящей под ветками елового кустарника.

В Вассино я ставил кино в избе-читальне - тоже знакомом для меня месте. Людей было много и мне пришлось пробыть здесь три дня. Жил у отца, который принял меня с радостью. Я был окружен вниманием, за лошадью ходил сам отец. Он сильно постарел, похудел, хотя было ему в ту пору едва за пятьдесят. В эти дни он не ложился спать, ожидая, когда я окончу работу и свое гулянье с молодежью. А это было очень поздно.

- Ну что, сынок, устал? Поди, голодный? Вот тут что-то есть, тащи на стол все, - как-то умоляюще просил он. - Поешь!

Выручка была хорошей, и через три дня я поехал на своей Карюхе в деревню Караульная.

До конца месяца объехал все деревни, принося радость людям и увеличивая выручку. В конце месяца из Горевки я возвращался в Тогучин. Не дойдя трех километров до города, моя Карюха как-то странно зашаталась и прямо в упряжи легла. Через несколько минут, пока я освобождал ее от упряжи, она, пошатываясь, встала, вновь упала, вытянула шею, громко простонала и затихла.

Посмотрев на нее с грустью, я закрыл свою будку и пошел к начальству. В конторе встретил председателя РПС, рассказал о случившемся. Он пригласил ветврача, и мы поехали на ГАЗ АА к месту. Врач осмотрел лошадь, объявил, что она заболела менингитом, и спросил, по какому маршруту ехали. Я подробно рассказал свой путь: где кормил Карюху, где она могла соприкасаться с другими лошадьми. Провели дезинфекцию, сожгли лошадь, сбрую, обработали мою одежду, забрали повозку и отвезли со всем содержимым в РПС. Я сдал аппаратуру, билеты, деньги, коробки с картинами и стал ждать нового назначения. Получил зарплату - тридцать четыре рубля, неделю проболтался без дела и уехал в Вассино к отцу. Там вступил в колхоз "Сибгигант" на разные работы. В 1933 году получил направление на курсы полеводов, которые были организованы в селе Гутово. Учеба моя шла интересно, увлекательно.

В декабре узнал, что сильно болеет младший братишка Павка. В тот же день я, отпросившись, пошел пешком домой. Расстояние от Гутово до Вассино где-то около сорока пяти километров, если идти через Тогучин (основной путь). Ориентируясь по местности, я решил сократить расстояние и идти по прямой через лес. Шел долго. Сначала - по дорожке до стога сена, там дорога обрывалась и, надеясь выйти к главной дороге, я пошел через лес по бездорожью по глубокому снегу. Наступили сумерки, стало темнеть, а дороги - нет. Я стал уставать, остановился около вырубленной полянки, присел на пенек, чтобы немного отдохнуть, и незаметно уснул.

Проснулся от удара лицом о снег, почувствовал, что начинаю замерзать. Поднялся, стал соображать: куда же идти? Двинулся в направлении, в котором не был уверен, но все же шел и вскоре вышел на дорогу. Только тут понял, что ночь прошла, наступило утро. Зимой утро темное, но восток поголубел. В какую сторону идти, я не знал. Ориентируясь по голубевшему небу, решил, что идти нужно направо, а куда приведет меня эта слабо наезженная дорога, не знал.

Приняв решение, я быстро пошел. Снег затих, в небе снова мерно поблескивала луна. Не пройдя и километра, услышал сзади лошадиный храп. Меня догоняла подвода, в розвальнях которой сидел закутанный человек. Я посторонился, а когда подвода подъехала ближе, спросил:

- Дяденька! Куда ведет эта дорога?

Возница придержал лошадь, спросил:

- А тебе куда нужно?

Я сказал, что иду в Вассино.

- Э, милый, Вассино тебе не видать, если идешь по этой дороге. Садись-ка, довезу тебя до Кудрявского, а оттуда доберешься до Вассино. Я вскочил в розвальни, и мы поехали.

Возница был очень любопытный человек и завидный говорун. Так, в разговорах, мы доехали до деревни незаметно. Не могу забыть его голос, манеру речи даже через пятьдесят шесть лет. Это настоящий, простой и очень симпатичный мужичок лет сорока, а вот имя забыл. Вскоре мы приехали в село. Он сказал просто:

- Иди в хату. Я отведу лошадь, приду скоро, - и крикнул, - Маша! Принимай гостя! - Сам свалился в розвальни и укатил.

Вскоре мужичок вернулся, хозяйка уже успела изготовить завтрак. После еды она, видя мою усталость, бросила подушку на скамейку и сказала:

- Ложись, парень, отдохни.

Подумав, я лег и быстро уснул. Проснулся от толчка хозяина, открыл глаза.

- Вставай, парень, тут мой знакомый едет в Вассино, подвезет.

Я не заставил себя уговаривать.

Вышли за ворота, там стояла подвода. Парень примерно моих лет крикнул:

- Садись, дружок, прокачу!

В пути познакомились Парень, звали его Федей, был очень говорлив. Вся дорогу говорил только он, а я слушал. О чем только он за дорогу не рассказывал: разные были и небылицы, а в конце пути поинтересовался:

- Что-то ты, Ваньша, молчишь? Где живешь-то?

Я, наконец, смог спросить, куда он едет. Когда услышал ответ, попросил остановиться у конторы колхоза.

- Тут и расстанемся.

Поблагодарив его, как близкого товарища, пошел домой. Застал я Павлика в очень тяжелом состоянии. Он лежал красный - горел. В доме никого не было. Брат на мои вопросы не отвечал. Только откроет глаза и снова закроет, дышит часто и глубоко.

Посидев несколько минут, я побежал к лельке Авдотье, попросил ее, чтобы пошла к Павлику, что-либо сделала, чтобы облегчить его болезнь. Спросил, где отец, и отправился в контору. Вагин, председатель колхоза, выслушав меня, сказал:

- В деревне находится врач, привезенный к Михаилу Кукарцеву, сходи. Может, он не уехал?

В дверях навстречу мне шагнул человек с бородкой. Я его пропустил и вышел из конторы. Не успел оказаться на улице, слышу стук в окно: Вагин манит меня вернуться.

- Иван, вот врач. Покажи ему больного.

И мы пошли. Врач осмотрел Павлика, смерил температуру, покачал головой, написал рецепт, дал какие-то таблетки и сказал:

- Я сейчас еду в Тогучин. Поедешь со мной. В аптеке по этому рецепту купишь лекарство и с этой же подводой - обратно.

Я так и сделал.

Когда вернулся домой, возле брата хлопотала тетка Дуня. Она пыталась сбить жар, укладывая ему на голову мокрую холодную тряпку. Павлик горел. Температура, видимо, была очень высокой. Тетя, увидев меня, со слезами на глазах бросилась навстречу.

- Ванюшка, милый! Павлика надо везти в Тогучин, умрет парнишка!

- Я только от врача, - показал ей порошки, - будем поить братишку этим лекарством.

Павлик беспрестанно шептал:

- Пить!

Тетя развела порошок, поднесла его ко рту больного подростка:

- Пей, милый, пей! - шептала лелька. Он выпил все до дна. То ли лекарство подействовало, то ли выпитая вода, но Павлик затих и уснул. 

Поздно вечером приехал отец. Я сидел у изголовья Павки.

Отец, Увар Константинович Москвин. Фотография начала 30-х годов.
Сделана, судя по всему, там же, где происходят описываемые события.

Отец спросил:

- Что, как Паша?

Я ему все рассказал.

- Ты меня не суди, Иван, что оставил Пашу одного. Муки нет, ездил на мельницу. Думал, быстро обернусь, но вышло - видишь, как.

К утру Павке стало лучше. Он открыл глаза, увидел меня и простонал:

- А-а-а, Иван...

Я снова развел порошок в стакане и дал ему. Он с жадностью выпил. Температура у него, видимо, падала, и он стал оживленнее. Около Павки я пробыл до обеда, а когда убедился, что ему стало легче, дал домашним указания по лечению брата и вернулся в Гутово на учебу. Вскоре получил от отца письмо: Павка уже ходит.

К началу

Предыдущая глава   Следующая глава