Когда мы возвращались в свой полк, путь нам преградил седьмой авиадесантный корпус, шедший на переправу по понтонному мосту, установленному недалеко от Канева. Мы вынуждены были остановиться, и в течение часа медленно продвигались в хвосте колонны. Меня это очень беспокоило и заставляло искать выход.
Ночь вошла в свои права, а в лесу это очень заметно. Вскоре я нашел проселочную дорогу, идущую куда-то вверх от Днепра. Дорога была узкая, но хорошо накатанная. Медленно поднимаясь в гору по этой лесной дороге, мы выехали в открытое поле. Дорога шла в сторону города, изредка ее прикрывал небольшой лес (позднее выяснилось, что это была верхняя дорога). На фронте стояла тишина, только изредка ухнет разрыв снаряда, протрещит пулемет, да в небо взлетит осветительная ракета, и опять тихо.
Подъехали к Каневу, я остановил колонну, вышел из машины, прислушался. В городе была подозрительная тишина. Поставив машины в вишневый сад, дал распоряжение Санникову осторожно пройти на КП командира полка. Ждать пришлось недолго, но минуты ожидания были очень напряженными. Вернувшись, Санников доложил, что на КП никого нет, и что слышал в городе немецкую речь.
Я не мог ответить себе на возникший вопрос: как поступить, но, размышляя, решил вернуться обратно километров на пять-шесть к большому оврагу, который мы только что проезжали, спустить машины под овраг, а самим продвигаться через лес к Днепру в надежде найти ту переправу, по которой отходили части седьмого авиадесантного корпуса. Когда мы спустились к Днепру и прошли по берегу километров пять, обнаружили, что переправы нет, понтоны сняты. Вдали, вверх по течению, стояли останки разрушенного железнодорожного моста. Вскоре мы увидели немецкие танки, идущие с северо-восточной стороны.
Наступил жаркий августовский день, солнце только что поднималось из-за горизонта, а воздух уже дышал зноем. Я понимал, что оставить машины врагу нельзя, а переправиться с ними через реку невозможно. Значит, надо их сжечь. Укрывшись в овраге, поросшем кустарником, мы устроили совет. Каждый предлагал свое решение, я молчал, обдумывая создавшуюся ситуацию. В середине Днепра напротив нас тянулся небольшой островок, поросший лесом.
Раньше я хорошо плавал и мог бы спокойно переплыть к нему, но переплывут ли мои люди - этот вопрос не выходил у меня из головы. Чтобы предложить свой вариант, я должен был его хорошо обдумать. За островком была достаточно широкая водная преграда, да еще и с быстрым течением. Время шло, но я так и не мог принять решения. Федя Москвин, мой однофамилец, ковыряя веткой землю и не поднимая головы, сказал:
- Разрешите, товарищ лейтенант, я пойду, поищу лодку.
У меня отлегло от сердца. Думаю, правда, чем черт не шутит, были же рыбаки в Каневе, может, и правда, стоит поискать.
- Иди, Федя, только будь осторожен, не нарвись на немцев.
Федя ушел, а я думал, как бы до вечера враг не решил занять остров. Время тянулось долго, солнце скрылось за высоким берегом Днепра. Меня начала беспокоить тревога за Федю и за нас всех. Оружия у нас - только карабины с двумя обоймами у солдат, и пистолет с двумя обоймами у меня - против автоматов. Да и кустарник не будет защитой. Я уже потерял надежду на Федю, как вдруг Нифонтов схватил меня за рукав:
- Кто-то идет.
Прислушались. И в самом деле, кто-то пробирается. Я вынул пистолет, загнал патрон в канал ствола, заклацали затворы карабинов.
С крутого берега оврага скатился Федя.
- Вот и я, - сказал он, - а там, наверху - дед с лодкой. Правда, маленькая, всех не поднимет, но человека 2-3 возьмет.
Мы поднялись на верх оврага, и я увидел, как тогда казалось, старика лет шестидесяти.
- Ще, сынки? Зляхались? Наступит ничь - усих переправлю. Бачите чевн? Хоть маненький, да справный.
Я увидел лодку, которую может перенести один человек, но был рад бесконечно. С наступлением ночи старик куда-то ушел, а вскоре вернулся с девушкой лет 18-20, сказал:
- Пора!
Мы пошли к реке, спустили лодку на воду. За девушкой в лодку сели шоферы Нифонтов и Храмов. Они отплыли от берега и скоро скрылись в темноте. Минут через сорок девушка вернулась. Над Днепром тихо, только шелестят слабые волны. В этот раз пассажирами отправились Санников и Федя Москвин, и снова лодка ушла в темноту. Не прошло и пятнадцати минут, как над Днепром повисла одна, затем другая ракета. С вершины высокого берега ударил пулемет, а ракеты - одна за другой - виснут над рекой. Из-за острова нам не видно было лодки, и нас - уже двоих со стариком - охватила тревога за людей. Успеют ли? - мучил один вопрос. Но время шло, а лодка не возвращалась. Старик не выдержал, заплакал. Я, чувствуя перед ним вину, старался его успокоить, а сам соображал, что должен предпринять, и решил:
- Что ж, батя, война! Прости меня. Может, твоя дочь еще вернется, а мне пора. Останусь жив - отомщу. Тебе большое спасибо за помощь. Как хоть тебя звать-то?
Он посмотрел на меня своими заплаканными глазами, долго смотрел из-под густых бровей, а потом сказал:
- Кравченко я. Ефим Кравченко, сынок.
Я разделся до трусов, уложил брюки, гимнастерку, пистолет без кобуры. Из сумки вынул карту, уложил ее в гимнастерку, свернул все каточком. Ефим помог мне одеть поклажу на спину. Я притянул узел своим походным ремнем, попрощался со стариком и вошел в воду. Течение в этом рукаве небыстрое, и я вскоре достиг берега острова. Перешел остров и увидел, что второй рукав - с быстрым течением. По острову поднялся вверх по течению, посидел на берегу и вновь поплыл.
На этот раз с каждым метром становилось все тяжелее и тяжелее, а почти перед самым берегом попал в воронку. Меня закрутило и, напрягая силы, я впервые испугался: а вдруг закрутит до дна? Я и так был уставший, а тут препятствие. Очень опасное препятствие! Вспомнил жену, детей, и они как будто крикнули мне: "Крепись! Собери силы! Не поддавайся нелепой смерти!" Когда меня повернуло по ходу течения к берегу, я собрал последние силы, и отчаянными толчками рук и ног выплыл за орбиту воронки. Пологий берег был близко, я подумал, что берег рядом, опустил ноги, но дна не достал. Мой намокший багаж тянул меня вниз, а силы были уже на исходе. Стараясь держаться на плаву, я отстегнул узел, принял положение пловца, сделал несколько движений и руками зацепил дно.
Какое было мучительное горе! Сам спасся, а документы, оружие, одежда остались в воде. Я был голый, только трусики прикрывали мое грешное место.
Посидел на холодном песке, обдумывая, что предпринять. Встал и пошел через кустарник к дороге Канев-Золотоноша. По пути - на проселочной дороге увидел стоящую подводу, а возле - убитую лошадь. Она так и лежала на животе в упряжке, словно кто-то подрубил ей ноги. Вторая лошадь спокойно стояла рядом, опустив голову. В трех шагах от подводы лежал боец и смотрел открытыми глазами в розовеющее небо. Он был мертв. Я осмотрел бричку, обнаружил в мешке синий комбинезон, быстро одел его на себя и снова стал рыться в мешке в надежде найти какую-нибудь обувь, но поиски не оправдали мои надежды. Погрузив бойца на спину лошади, я медленно пошел с поклажей дальше.
Рассвет наступал медленно, но когда я вышел на дорогу, восток горел заревом восходящего солнца. Не прошел и километра по этой дороге, как меня обогнала полуторка с будкой и остановилась. Из машины вышел капитан, подождал, когда я подойду, спросил:
- Кто такой? Предъяви документы!
Хотел рассказать ему о своем приключении, но он и слушать не стал, приказал сесть в машину. Туда же забросили труп бойца, и полуторка тронулась.
Комментариев нет:
Отправить комментарий