В 1925 году, когда нам исполнилось по одиннадцать лет, Санькина мать нанялась пасти коров, а мой отец договорился пасти овец, но ни мать Саньки, ни мой отец сами не пасли, а заставили заниматься этим делом нас.
Выгоняли мы скот в разное время и разными дорогами, но в поле соединялись в один гурт. На водопой гоняли к речке Изылы рядом с Цыганской Согорой. Место это было удобное: животные, напившись, стояли по брюхо в воде или лежали под отдельно стоявшими ветвистыми деревьями. Мы с другом рыбачили. Клев обычно был хороший, мы успевали наловить рыбы и сварить себе уху.
Выгоняли мы скот в разное время и разными дорогами, но в поле соединялись в один гурт. На водопой гоняли к речке Изылы рядом с Цыганской Согорой. Место это было удобное: животные, напившись, стояли по брюхо в воде или лежали под отдельно стоявшими ветвистыми деревьями. Мы с другом рыбачили. Клев обычно был хороший, мы успевали наловить рыбы и сварить себе уху.
Запруда на реке Изылы
В том мае погода была солнечная и безветренная, а в лесу всегда было тихо и спокойно.
Лес у нас, в основном, березовый, крупный. В это время на деревьях набухали почки, местами, особенно на опушке леса, пробивались молодые зеленые листочки.
Мы с Санькой подгоняли к лесу свои гурты, чтобы попить березовку - этот сладкий березовый сок. На открытых местах луга покрылись зеленым ковриком, и скот пасся спокойно.
Но однажды тишина была нарушена. Лес вдруг ожил, зашумел, в воздух поднялась птичья стая. Карканье ворон, стрекотание сорок, свист крыльев...
Мы с Санькой настороженно переглянулись, бросили трубочки, через которые пили березовку из лунок, кем-то сделанных накануне.
- Ваньша, давай гнать стадо дальше от леса, вдруг волки, - с опаской сказал Санька, и мы побежали заворачивать скот от леса.
Были у нас длинные, метра по четыре, бичи. Я поглядывал на лес, а сам думал: "Бич-то у меня - во какой! Корова - и то боится, а если волк, так я его - раз-два, и убежит серый. Сам как махну бичом, дерну на себя - в воздухе прозвучит резкий хлопок, как выстрел!"
Птичий переполох стал медленно перемещаться к опушке леса, к нам.
Из леса вышли не волки, а такие же, как мы, мальчишки, может, некоторые были постарше на год-два. Их было семь человек, и все - из богатеньких семей, с нашего края деревни. Они окружили нас Санькой и начали забрасывать вороньими яйцами. До слез взяла обида! Их же скот пасем, а они вот как поступают с нами. Сначала мы гонялись за обидчиками, стараясь достать бичами, потом бросили это, подставив им свои спины, и погнали скот дальше в поле.
Разбив все яйца и посмеявшись, они ушли. Мы не могли им простить такую обиду. Санька говорит:
- Давай, поймаем корову Димкину и выдоим молоко.
Мы подманили Димкину Пеструху кусочком хлеба. Я держу, Санька доит. Сначала одну, потом другую и третью. Сколько могли - пили молоко, а больше - на пол. Домой пригнали скот с полупустым выменем.
Вечером пошли с Санькой на колоды, где обычно гуляла молодежь. Подкараулили Димку, наподдавали ему и сбросили в речку. В тот же вечер поймали Володьку Хлебникова и тоже наколотили, а потом выкатали в крапиве. Предупредили, что если они еще хоть раз попробуют нам принести зло - убьем. Наша угроза, видимо, подействовала и на них. Остальные, узнав о нашей расправе, испугались и не решались больше над нами глумиться. Некоторые стали с нами дружить и даже бегали к нам в поле. Вскоре мы уже играли со всеми на равных.
После яичного приключения мы с Санькой каждый день, пригнав скот на водопой, приступали к выполнению своих "обязанностей". Я вытаскивал из сумки баночку с червями, шел к речке, доставал из тайника свою удочку и садился рыбачить. А Санька брал котелок и шел доить чью-либо корову - особенно тех хозяев, которые были скупы на продукты нам. Некоторые состоятельные крестьяне, имевшие по две-три коровы, десятка полтора-два овец, не кормили нас завтраками, а в поле давали по куску ржаного хлеба, пучок зеленого лука или бутуна, да щепотку соли. Мы мстили доступным нам способом: доили их коров и пили свежее, парное молоко.
Рыбалка бывала удачной. Обычно рыба хорошо брала насадку. Особенно прожорлив окунь. Временами я подкидывал к поплавку кусочки хлеба или одного-двух червяков. Наловив до десятка окуньков, тут же у реки потрошил их, помыв в речной воде, шел к нашему костру.
Санька, подоив коров, разжигал костер и вешал котелок с водой на таганке над костром. Я опускал в этот котелок рыбу, бросал соль, варил уху.
Так проводили мы с Санькой каждое лето до 1927 года. Летом - в поле за скотом с длинными бичами, а зимой учились в школе. Правда, не приходилось нам начинать и заканчивать свои школьные дела вместе со всеми. Осенью пасли скот, пока не упадет снег, а весной - чуть снег сойдет с полей, мы бросали школу и шли пастушествовать.
Четыре класса мы все-таки окончили в нашей Вассинской школе, а дальше учиться было негде.
Я продолжал пасти овец в лето, а в зиму отец отдавал меня в батраки к Кукарцеву Василию Платоновичу. Санька стал батрачить у Зверева - жадного и злого человека, а дружба наша, по-прежнему, была крепкой.
Комментариев нет:
Отправить комментарий