Елена Рыхлова. Стихи (5)

***

Тяжело свою душу спасать -

и не хочешь, а волком завоешь.

Мне, наверно, простят небеса

все грехи за тебя одного лишь.

Что в мучительной этой борьбе

одиноко хожу я по краю,

за слова «я не рада тебе»

в час, когда без тебя умираю.

За мою развеселость, когда,

ублажая гостей простодушных,

я хочу в темной спальне рыдать,

закусивши до боли подушку.

За мою незаметную смерть -

чтоб тебя не смутить ненароком.

Чтоб, не прячась, как прежде смотреть

на того, с кем клялась перед Богом!

                  
                    ***
Как будто вытяжкой из памяти,
стодревней, неподвластной нам,
ты кипарисовой испариной
по исполинским плыл стволам.

В тени лесов, еще не названных,
томился, словно в забытьи,
густой смолой, как мыслью, связывал
все, что встречалось на пути.

И шмель, и перышко случайное,
и в мох упавшее зерно
тобою были запечатаны,
что тленно – запечатлено.

О, что за ноша непосильная,
с собою вечная вражда –
живое, что тобой постигнуто,
за смерть бессмертьем награждать!

Но суть изведанного - ширится,
воспета каждая деталь…
И светел сок застывшей живицы,
как светел строк моих янтарь.

 ***

Он говорит мне – встань, мол, с корточек…

О, как  же грозен этот взгляд! -

мол, обрасти сначала корочками,

тогда и лезь в калашный ряд.

Тебе ль понять, собрат бессовестный,

свидетельства высот моих -

в  лиловых штемпелях  бессонницы,

трудов, ошибок и молитв!

Мне, впрочем, спорить не дозволено.

И толку? Истина стара:

ценнее корочки мозольные

и те, что от душевных ран.

Они такою болью нажиты…

А все же мой совет таков -

имейте корочки бумажные.

Не тратьте жизнь на дураков.

              ***

Песчинка обиды моей

для тебя – сущий вздор,

но ранит нещадно,

саднит,

изводя меня заживо.

Куда уж тебе покаянный вести разговор! –

сама начинаю

свою же обиду заглаживать.

Закроюсь,

поплачу,

до блеска омою беду –

и как по-другому,

когда даже ранящий нужен ты?

А что до песчинки…

Тебе оправданье найду,

и будто бы нет ее больше:

гляди-ка -

жемчужина.

                             ***

Сегодня чужой ты. Все утро - в отчаяньи:

вчера еще ласкою взгляд твой дышал.

Какие качели, скажи мне, качают нас?

За что так страдает, так рвется душа?

Спокойное счастье нам кажется малостью.

Любовью ли это зовется? Борьбой?

Взмываем, взмываем мы, как измываемся

то ты надо мною, то я над тобой.

Лишь ветер в ушах  наших свистом осколочным…

Прижаться друг к другу, изнежить бы всласть,

обвиться! Но надо держаться за поручни.

Обвиться – упасть. Мы боимся упасть.

Коснуться  лица непослушными пальцами,

ты близко так, мне и уйти – не уйдешь.

Вот-вот – и колени мои подгибаются,

чтоб вытолкнуть тут же в рассветную дрожь!

Мы спорим, мы злимся, как будто мы вечные,

на этих качелях – что нужно двоим?

Качелит, качелит, качелит…

                                                 Калечит нас!-

в движеньи одном мы на месте стоим.

Хороший мой, добрый мой, хватит, не надо уж!

Прошу, отпусти, разгоняться постой!

Пусть лучше с другой свое сердце обрадуешь,

чем  станешь несчастным ты рядом со мной.

              ***

Скорый поезд.

В разговоре

пролетает быстро час…

- Как у вас на Белом море?

Кто там водится у вас?

Не просты мои соседи,

сплошь - ученые мужи,

но и местных не объедешь,

я в ответ им и скажи:

- Есть зубатка, есть горбуша,

беломорка тоже есть…

Говорят мужи:

- Послушай!

Ври-то ври, но знай и честь!

Вот на Дальнем на Востоке

той горбуши пруд пруди,

там идет она в протоки,

там мальков своих плодит!

Объясняли умно, долго,

с жаром – до пунцовых щек!

- Может, спутала ты с семгой

или с кем-нибудь еще?

Стало как-то страшно даже,

ничего себе дела!

Может быть, не в Кандалакше

столько лет я прожила?

Может, я такая  вруша?

Позвоню-ка я друзьям:

- Есть горбуша?

- Есть горбуша!

И округа знает вся:

завезли икры нам вдосталь,

а потом и повелось -

благодарное потомство

магаданский дал лосось.

Здесь теперь он нерестится.

Уф!

И камень пал с души.

Вижу - вытянулись лица…

То-то, сами хороши!

И  мелькали снова версты,

был до дома путь далек…

Жизнелюбый, беломорский

я горжусь тобой, малек!

                                 ***

Ты только сейчас начала обнимать меня, мама.

Наверное, света конец устрашающе близок.

Я помнила с детства до боли заученной гаммой,

что слезы мои и мечты – лишь пустые капризы.              

Ложилась на плечи вина многотонной плитою

за то, что твой праздник желанный другие встречали,

за то, что во всем я хотела остаться собою -

ведь  жизнь не прожить без ошибок своих и печалей!

Мы обе ютились в заброшенном доме без окон,

на двух островах, меж которыми море и море.

Как страшно познать мне, как  видеть мне было жестоко

что я не ребенок, не дочь я, а мамино горе!

Наверно, сражаясь со мной, ты хотела как лучше,

с неласковым детством своим – не со мной ты сражалась,

но грозная ненависть взрывоподобною тучей

во мне захлестнула и  нежность былую, и жалость.

Каким же мне кажется свет наших взглядов далеким!

И я понимаю, из раны отчаянье вырвав,

что в жуткую пропасть меня низвергали упреки

не мне - нет, я знаю, я знаю! - а целому миру!

Теперь понимаю я, сердце любовью наполнив,

что радость большая и боль - это целого части,

что жизнь откровенья тогда насыпает в ладони,

когда ты страдал в ней и выстрадал право на счастье.

Обнимешь меня ты, прижмешь подбородок упрямый -

стою я неловко, как будто объятий не стою.

Ты стала теперь лишь – теперь лишь, - ты слушаешь, мама? -

крестить меня бережно вслед  постаревшей рукою.

                      ***

До грибов я, друзья, хоть и падкая,

на других грибников не в обиде -

дождь прольется, и ржавыми шляпками

снова мшистая зелень обита.

Я хожу, от щедрот таких ахаю -

и на сушку полно, и на суп есть!

Вот еще подосиновик…

                                   Махонький!

А глядит исподлобья, насупясь.

Ну, смеюсь я, бирюк!

Он хоть  рос один,

и тому - теплый солнышка лучик.

               

…хорошо как в лесу-то, Господи!

Неужели в раю твоем лучше?

                                  ***

Этот темный коньяк, вкус увядших цветов и ванили…

В одиноком бокале  - несбывшийся вечер вдвоем.

Очень жаль, очень жаль, Вы меня никогда не любили -

ни улыбки моей, ни кольца моего с янтарем.

Я ведь тот виноградарь, что снимет последний свой галстук

и подвяжет лозу,  урожай приумножить спеша,

чтоб по нёбу, как по небу, солнцем июльским катался,

жгучей каплей упав на язык, ослепительный шар.

Я  ведь та, что, согревшись в ладонях, раскроется настежь -

разнотравья букет, с потаенною ноткой бальзам.

Вы меня не узнали, принцессу китайской династии:

повелись на большие,  тверского разлива, глаза.

Я ни словом, ни взглядом теперь о себе не напомню,

сберегу только, выдержу темным вином дорогим

терпкий наш поцелуй в глубине покачнувшихся  комнат -

тем ценней он и крепче, чем  памятью дольше храним.

                 

 ***

Я который день растеряна,

жуть берет, как интересно:

раз у всех есть день рождения,

то когда же он у леса?

Скажет лес:

- Чудачка, вот кто ты!

Разве вспомнишь, смерив сотни!

Сколько сосен в землю воткнуто,

столько лет и мне сегодня.

У меня, что даром сетовать,

что ни день, то именины:

свистнет птица предрассветная,

брызнет капля с паутины…

Словно еж, в колючках лапника,

сопка мне под бок уткнется,

принесет на иглах яблоко

налитого светом солнца

Понабьются люди разные -

отвести грибами душу,

запоют…          

И вот он, праздник-то.

Что стоишь?

Малину кушай!

***

Не в духе дочка. И смешно, и жалко:

надулась-то, нахмурилась – не лезь!

Потеряна любимая пищалка,

а горя – будто мир потерян весь.

Я руки к ней тяну - родной, вихрастой,

и нежность разливается в груди:

обнять бы, пожалеть, да все напрасно:

брыкается - попробуй, подойди!

Вот так и я, еще не зная боли,

ропщу, не в силах гордость побороть,

когда с любовью – и какой любовью! –

протягивает руки мне Господь.

***

Как много света нынче в городе…
Тебе шесть лет. Душа нежна.
Уже с утра спешишь во двор ты,
карманы полные пшена.

И двор звучит гортанным гимном
едва - как солнце в колыбель! - 
ты голубиною богиней
нисходишь к сизой голытьбе,

несешь благую весть народу…
Что без тебя он? Сир и слаб.
И голубь твой ступает в воду
морскими звездочками лап.

Но знаешь, и подумать жутко, 
и странно понимать порой
в каком коротком промежутке
навек совпали мы с тобой!

Что скоро быть тебе с другими,
с другими радуясь, скорбя…
И нет сейчас тебя любимей,
нет голубимее тебя.

Подборка стихов Елены Рыхловой   -   1,  2,  3,  4,  5,  6